Ада Роговцева: Я не забыла, что такое быть звездой

Завтра, 16 января, в столичном Доме офицеров покажут спектакль «Качество звезды» с участием Ады Роговцевой. Эту пьесу Ноэла Кауарда о театральном закулисье поставил режиссер Алексей Лисовец – три года назад, к 70-летию актрисы. В проекте заняты еще Остап Ступка, Лесь и Влад Заднипровские, Дмитрий Суржиков, Алексей Вертинский, Ирина Мак, Светлана Орличенко, Екатерина Степанкова. После юбилея спектакль ушел с афиш. И вот вернулся. Накануне мы встретились с Роговцевой и ее дочерью, режиссером Катей Степанковой, дома у Ады Николаевны, на Ярославовом Валу.



Антрепризный проект делать сложно: артисты из разных театров, попробуй их собрать. Репетировали по ночам, уходили домой уже утром. В моем возрасте это совсем тяжело, – вспоминает Ада Николаевна. – А у меня еще был бронхит, температура 38,5. И спектакль получился вымученный, неустоявшийся. Хотя было зрелищно, и костюмы хорошие, артисты отличные, плюс атмосфера юбилея все скрашивала. Но отзывы критиков были сдержанные, а то и резкие. Мы сыграли только два раза. А позже – еще раз, в Донецке. И там вдруг спектакль родился по-настоящему… И мы все заскучали по нему.



А ведь у вас теперь и так немало работы. Два антрепризных спектакля в Москве – «Дурная семейка» и «Париж спросонья». Еще два – в Киеве: «Варшавская мелодия-2» и «Будьте как дома». Плюс «Розовый мост» в Театре на левом берегу. Еще?



Снялась в двух телесериалах – здесь, у Анатолия Матешко, и в Питере. Репетирую в Театре на левом берегу пьесу «Вася должен позвонить». Играю там сумасшедшую старуху. Она нашла на чердаке старый телефон и разговаривает с мужем Васей, который на самом деле уже умер.



Получается, вы заняты, как примадонна стационарного театра?



Обычно к старости люди разочаровываются в театре. Остается некая тоска: ах, кем я был, ах, что я мог, а теперь увы! Но для меня обаяние театра не пропало. Может, потому, что работаю не изо дня в день. Успеваешь соскучиться, и при встрече люди так любят друг друга, что получается не работа, а фейерверк. «Розовый мост» в Театре на левом берегу идет раз в месяц, и это такое счастье – нам встречаться. Каждый буквально хочет потрогать друг друга. И все это ложится в спектакль. Мне очень комфортно так существовать среди коллег.



Но в двух ваших спектаклях есть буквальные напоминания про «ах, кем я был!». Ваша дочь Катя сегодня в «Варшавской мелодии-2» играет роль, в которой вы блистали когда-то. А в «Розовом мосте» вы делите роль со Светланой Орличенко, которая играет «вашу молодость»…



Комплексов во мне это не вызывает – только светлую грусть.



Но молодые артисты все ощущают по-своему, разве от этого не бывает непонимания?



Никогда ни с одним молодым артистом у меня не возникало проблем. Если, конечно, он не бездарность. А даже заносчивость или «звездность» снимается ровно за три минуты общения. Да, он (она) – звезда, но ведь и я тоже. По крайней мере, я не забыла, что такое быть звездой. И вот – встретились. И ты снимаешь свою царскую шапку, которую ты, впрочем, и не надевал – и ему (ей) делать нечего. Ты человек, и я человек. Я ничего не умею, и ты тоже. Давай вместе попробуем. И все. Это выработалось у меня еще в Русской драме. Там говорили: ах, молодые не здороваются! А вы – с ними? Просто поздоровайтесь, не ждите. И они поймут. Это и есть формула жизни и общения с молодыми. Их время – другое, но если живешь с ними, то и меняешься вместе с ними. Да, я, как и все в моем возрасте, страдаю от того, что теряется нечто хорошее, бывшее в наше время. Был на телевидении «Час поэзии», потом пять минут, теперь поэзии там совсем не стало. Это плохо. Но вот я ищу какую-нибудь книгу и вдруг думаю: а ведь все это быстрее найти в интернете, как делают мои дети и внуки! То есть, не погружаясь туда, я все же понимаю эту систему существования. Просто мне это не надо. А то немногое, что в моем возрасте надо, я знаю, где взять. А молодых я не столько понимаю, сколько чувствую. Этого достаточно, по крайней мере в нашей семье. И они без меня не могут – им интересно, что я есть. Им интересно, может, даже не то, что я знаю в искусстве, а то, что я в нем прожила.



Катя Степанкова ставит с вами третий спектакль. Каково работать с дочерью-режиссером?



Катя – интеллектуалка, тут она вся в папу, Костя Петровича Степанкова, а я ведь его научилась понимать, так что это нетрудно. Да вы спросите Катю.



Когда мама на сцене (говорит Катя. – Авт.) – никаких сложностей!



Нет ли в этом эксплуатации какой-то? Режиссеру за такую актрису легко «спрятаться»…



За маму особо не спрячешься. Когда она говорит: «Я не понимаю!» – приходится крепко думать. Она не скажет, «как должно быть», но всегда знает: «тут что-то не так».



Ада Николаевна, вы – в штате Театра на левом берегу, однако не заняты в спектаклях Эдуарда Митницкого…



Да я мечтаю об этом! Но Эдуард Маркович занят строительством театра в целом, и ему при этом не важно, работать с Роговцевой или с другими. Но мы с ним целый год репетировали пьесу Феденева о Чехове и Лике Мизиновой. Пьеса такая: будто Мизиновой уже 60 лет, она умирает и вспоминает свой давний роман с Чеховым. Его репетировал замечательный артист Толя Ященко. Мы перепробовали, наверное, сорок вариантов и… прекратили. Почему? Роман Чехова и Лики – печальный, сам Чехов говорил, что он прозевал и Лику, и жизнь. Впрочем, это их дело. Но! После того Лика вышла замуж за Санина и получила все. И прожила 25 лет в любви. И вдруг, после всего этого, она (по пьесе) предъявляет претензии к покойному Чехову – почему, мол, у нас с тобой все не сложилось. Не могло так быть! Не могла она перечеркнуть эти 25 лет любви. Тут все не так. И мы прекратили работу.



Невероятно! Все вопреки природному актерскому эгоизму!



Я сказала Митницкому: возьмите актрису, которая не знает Лику, и она сыграет. Но я-то знаю Лику. Я могла бы диссертацию о ней написать. Я ее играла когда-то 15 лет – в другой пьесе, в Русской драме. И знаю, что Лика не могла быть такой дурой. И я отказалась от практически готовой роли. И тут я благодарна Эдуарду Марковичу за понимание. Хотя, может, с моей стороны это и есть «природный актерский эгоизм»?



Ада Николаевна, вам приходится много ездить. Недавно вы со спектаклем «Будьте как дома» побывали в двадцати городах Украины. А это ведь сложно – каждый раз играть на чужой, необжитой сцене…



А они почти все мной обжиты! Раньше бывала там на гастролях. Например, в Виннице приходилось играть раз шестьдесят! Так что все знакомо. Все родное, знаете, как хозяйка во двор выходит… Там у нее куры, там гуси.



Кстати, в селе Жеребятине под Борисполем, где у вас дом, – давно были?



Нынешние снегопады помешали добраться. И я в первый раз, наверное, лет за двадцать, не поставила там елку к Новому году. Сейчас там уже нет того хозяйства, что раньше. Были куры, козы, свиньи, кролики, корова.



Корова?!



Да, полгода жила, звали Артисткой, подарили мне ее на юбилей. Не знаю, жива ли сейчас. Пришлось ее потом отдать в совхозное стадо, ведь корова – как ребенок: при ней должен быть человек, присматривать нужно. Заводя там хозяйство, я хотела восполнить один пробел – у мамы был дар общения с живым миром. В свое время папа работал директором машино-тракторной станции на Житомирщине, и подарил маме поросенка. Мама его выкормила из соски. Выросла большая свинья Марочка. Как-то я, уже студенткой театрального института, приехала туда. А мама уходит на работу и говорит: «Адочка, там на плите – Марочкина еда, можешь одну картошку съесть, она хорошо вымыта. Потом возьми ведерко, марлечку, нагрей водички, помой Марочке мордочку и поцелуй – иначе она есть не будет!». Вот такое у мамы было замечательное человеческое чудачество. И мне самой хотелось это пережить. Но когда работаешь в антрепризах, хозяйство держать невозможно. И теперь у меня там только сад и цветы.